Опубликовано 19 июля 2024 в 14.22
Адрес в интернете: https://zerkalo-mirror.xyz/news/life/73709.html
Адрес в интернете: https://zerkalo-mirror.xyz/news/life/73709.html
Геннадий Смирнов, 49-летний политзаключенный из Ляховичей, пробыл в заключении практически два с половиной года. Срок мужчина отбывал за листовки и «сопротивление при задержании». Геннадий рассказал правозащитному центру «Вясна» о пытках холодом и избиениях в колонии, о преследовании после освобождения и о том, как проходят общественные работы в Беларуси.
В октябре 2021 года Геннадию Смирнову и его сыну Вячеславу вынесли приговор: два с половиной года колонии и два года «химии» соответственно. Их обвинили в «оскорблении Лукашенко» в листовках (ч. 1 ст. 368 УК), а Геннадия — еще и в «сопротивлении сотруднику органов внутренних дел» (ч. 2 ст. 363 УК). В декабре 2023 года отец и сын вышли на свободу, полностью отбыв свои сроки.
Когда мужчина отбывал наказание в шкловской ИК-17, то первое время (после перевода в учреждение) мог посещать клуб и играть в шахматы. Позже многие политзаключенные были лишены такой возможности. Администрация колонии следила, чтобы они между собой не общались. Кроме этого, практически всех политических в шкловской колонии признают «злостными нарушителями режима».
По словам Геннадия, после начала российского полномасштабного вторжения в Украину администрация шкловской колонии начала блокировать политзаключенным переписку со всеми, кроме родственников, а в некоторых случаях — даже с ними.
В мае 2022 года в колонии против Геннадия применяли физическую силу:
«Я не делал доклады, как они хотели, доказывал, что я незаконно осужден. За это меня ставили на растяжку и били по ногам. Сначала начальник, а потом его первый заместитель. Это длилось два дня, а на третий пришел другой сотрудник и сказал: „Сейчас ты тут ляжешь“. Я тогда уже шел на все, сказал им: „Надо будет — лягу“. Я тогда был на голодовке. Отказывался от всего: уборок, докладов. Я просто пошел на принцип».
За время заключения в колонии Геннадия удерживали несколько месяцев в ШИЗО (штрафной изолятор) и ПКТ (помещение камерного типа в колонии):
«В сумме в одиночной камере я провел 109 суток с 2 ноября 2022 года по 19 февраля 2023 года. Был момент, что меня десять дней держали в морозильной камере. А до этого с 2 по 29 ноября практически не кормили — давали ложку еды. Берешь миску, а там не на что было смотреть. В конце месяца, уже в ПКТ, мне разрешили отоварку (ежемесячное приобретение заключенными продуктов питания в лагерном магазине на строго определенную сумму денег. — Прим. ред.) положенную на одну базовую. Но отоварили меня не полностью — вместо 32 рублей на 20.
В итоге я отказался от этой отоварки. За это меня вывели на полный шмон. Я боковым зрением заметил, что меня ведут головой прямо в металлический торец дверной на скорости. Я чуть притормозил, но разбил сзади голову. Была шишка, кровь, но не так страшно, как если бы я не притормозил».
Камеры ШИЗО и ПКТ, по словам бывшего политзаключенного, находятся в отдельном здании:
«После этого меня снова перевели в ШИЗО без матраса и вещей. Тогда был уже декабрь, примерно -15 градусов на улице. Меня десять дней и девять ночей держали с открытым окном на улицу и открытым окном над дверями. Был сплошной сквозняк все десять суток. Батареи грели, но какой от них толк? Я получил ожоги на руках и ногах, потому что держался за горячие батареи, а нагреться никак не мог. Там я практически не спал.
Ночью там все немело от холода. На доски те ляжешь и чувствуешь, как все тепло уходит в те доски. В ШИЗО забирают вещи, например, даже майку с рукавом. Тогда дают тонкий „клифт“ с надписью „ШИЗО“ на голое тело».
В знак протеста против таких условий содержания мужчина объявил сухую голодовку, которую смог продержать два дня. По словам Геннадия, дольше находиться без еды и воды он не смог, потому что предыдущий месяц его почти не кормили.
«Я смотрю, что у меня уже и кровь в моче, и желчь сгустками со слюной выходит. Я посмотрел, что организм не выдерживает, и через два дня решил прекращать. Медицинский персонал приходил и проверял мое состояние. На ПКТ я сел простывший. Мне тогда дали только одну таблетку. Сами понимаете, там надо пропивать курс таблеток минимум трое суток. Я тогда как-то справился, а через неделю снова заболел. Тогда мне уже дали три таблетки.
На сутки 70-е я уже холода не ощущал. Бывало, после душа ведут на улицу на мороз, пока камера вся полностью проветривалась. Я возвращаюсь в камеру, а сами сотрудники мне: „Гена, ты, наверное, уже не мерзнешь“. Некоторым ребятам это тяжело давалось. Говорили, что три дня и больше не выдерживают, страшно туда попадать».
Геннадий рассказал про политзаключенных, с которым пересекался в колонии:
«Паша Северинец перед тем, как его отправили на крытую, тоже там сидел некоторое время. С Павлом Белоусом в столовой мы сидели за соседними столами. Особо не общались. Он был в отряде с Северинцем. Пару раз его садили в ШИЗО, но ненадолго — на пару суток. Еще был пенсионер Вячеслав Орешко. Он не ходил на „промку“ (рабочая территория исправительной колонии. — Прим. ред.). Ему было очень тяжело, не успевал ничего, даже поесть в столовой. А если учесть, что все политические спят на втором ярусе, то каждый раз туда залезть ему…»
Мужчина вспоминает, что незадолго до его освобождения в колонии появились «нововведения», которые являются дополнительной формой давления на заключенных:
«Когда меня перед освобождением снова посадили в ШИЗО, я там пересекся с Геннадием Дроздовым. Раньше такого не было, а сейчас, когда объявляют о ШИЗО, сразу два контролера заламывают руки и головой вниз уводят чуть ли не на коленях в „режимку“ (тюремное помещение в колонии. — Прим. ред.), кладут лицом вниз, руки за голову, ноги широко раздвигаешь.
И вот положили со мной Геннадия. Он сказал им, что у него было два инсульта, плохо себя чувствует. А они, как назло, ноги расширяют, его ногу накидывают на мою, чтобы неудобно было лежать. Такое вот отношение к людям».
Кроме этого, людей, которых отправляют в ПКТ, заставляют стоять по несколько часов возле стены во время того, как играет музыка:
«Бывает еще, что в ПКТ люди стоят по три с половиной часа лицом к стене. Во время завтраков, обедов и ужинов включается музыка и в это время заключенные должны стоять лицом к стене с руками на стене.
Потом открывается „кормушка“, дают еду, поел, посуду помыл, поставил и снова становишься к стене. И так трижды в день. Я засекал: точно полтора часа стоишь в общем за весь день, но было и по три с половиной часа».
Геннадий вспоминает, что практически каждый день медицинские работники колонии проверяют состояние здоровья заключенных в ШИЗО. Бывший заключенный предполагает, что это связано со смертью активиста Витольда Ашурка, который умер от остановки сердца 21 мая 2021 года прямо в колонии:
«В колонии есть только один зубной врач. Я смог попасть туда только один раз. Мне положили лекарство и все. Зуб в итоге разрушился».
После освобождения из колонии давление со стороны представителей власти на Геннадия и его сына не прекратилось:
«Я до последнего не верил, что могу освободиться. Думал, что меня закроют снова по ст. 411 УК (Злостное неповиновение требованиям администрации исправительного учреждения, исполняющего наказание в виде лишения свободы). Но мне дали только два года превентивного надзора. Когда вышел, то прессинг начался уже на воле. Я успел посидеть три раза. Первый раз после двух суток в ИВС мне дали 60 часов общественных работ. Второй раз я посидел сутки, а потом мне дали три базовых.
А на третий раз я поехал в Брест делать визу, а мне нельзя было выезжать. Мы с сыном на свой страх и риск во вторник поехали, везде ездили на такси, чтобы не мелькать нигде. А по средам мы ходили отмечаться. И вот прихожу, а у меня инспектора спрашивают, что мы делали в Барановичах в такое-то время. А мы тогда, чтобы не попасться сотрудникам милиции уже на вокзале, прошли прямо и попали на какую-то камеру видеонаблюдения на входе. И вот мне показали фото с нами, а я же не скажу, что это не я. Ну и мне надели наручники прямо в кабинете и отправили в камеру.
На завтра повезли на суд и дали 15 суток. Майор Андрей Черенкевич, который недавно умер, приехал в суд, чтобы доказать, что это был я на вокзале. И на суде прямо сказал, что если бы я подписывал что-нибудь, то получил бы меньше. А я принципиально не подписывал. У меня в колонии было 30 нарушений. Я ни разу не писал объяснительные принципиально».
Бывший политзаключенный в начале года провел несколько недель в ИВС города Ляховичи и сравнил условия содержания с условиями в штрафном изоляторе колонии:
«В ИВС сейчас даже хуже, чем в ШИЗО. Не дают абсолютно ничего. Я им объясняю, что никак иначе, чем „геноцид“, это не назвать. Потому что даже в ШИЗО дают полотенце, мыло, пасту, зубную щетку. Нет матрасов, ночью будят, каждый день новая камера, по два раза на день надевают наручники во время шмонов, подсаживали психов».
Общественные работы — достаточно распространенная практика наказания за административные правонарушения. Геннадий рассказал, как на деле проходит отработка наказания в Беларуси:
«Судья назначила мне 60 часов общественных работ. Решение пошло в райисполком. Прошло некоторое время, и меня вызвали, составили какие-то бумаги и отправили на коммунхоз. Там в отделе кадров меня отправили в бригаду.
Там мы, например, дрова грузили в прицеп, когда по городу прошла обрезка деревьев. Кто-то убирал мусор по городу. Убирали возле бордюров, соскребали землю. Однажды даже забивали ямы на дороге асфальтом. Пока мы работали, приезжали мастера и контролировали работу.
Работал по восемь часов примерно полторы недели. На работу я ходил, как и все, посещал планерки. По окончании я пришел в отдел кадров, там мне сказали, что все бумаги и отчеты подадут в райисполком.
Когда я отрабатывал эти часы, то они рады были, потому что работать некому».
После последнего ареста у Геннадия оставалось одно нарушение, после которого его снова отправили бы в колонию за нарушение «превентивного надзора». Поэтому Геннадий вместе с Вячеславом приняли решение уезжать из страны. Отцу и сыну пришлось оставить дом, собаку и котов.
Распечатано с портала ZERKALO.IO
